Василий Лабецкий: «Красота в глазах смотрящего»

Мне несказанно повезло: не каждому читателю, прочитавшему книгу, восхитившую его до глубины души, представляется возможность взять интервью у автора и расспросить его о том, как создавалось его произведение. Предлагаю вашему вниманию нашу беседу с Василием Лабецким, новосибирским писателем и поэтом, о его недавно вышедшей книге “Сады Ябоневни” (издательство “Рипол Классик”, Москва). Он расскажет вам о своих путешествиях в Азию и в дебри подсознания, о восточной философии и о любви, а также о “садах Ябоневни”, цветущих в мистическом городе, которого нет на карте. В рамках проекта “Города и люди”.

Василий Лабецкий "Сады Ябоневни"

 – Здравствуйте, Василий! Очень рада, что Вы согласились поучаствовать в проекте «Города и люди».

Здравствуйте, Оля. Я с удовольствием.

– Я сегодня утром дочитала Вашу книгу «Сады Ябоневни». Читала всю  ночь и до сих пор нахожусь под ее впечатлением. Это поразительно поэтичный, философский текст, в чем-то жутковатый и в то же время удивительно светлый, я бы даже сказала «осязаемый». Можете рассказать нам, Вашим читателям, с чего все началось? Как возникла идея книги? Когда Вы поняли, что «об этом обязательно надо рассказать», и осознали, в какой форме это можно сделать?

Мне приятно слышать, что книга произвела впечатление. А вообще, красота в глазах смотрящего. С чего все началось? Когда мне было двадцать три, я прожил один восхитительный месяц, который могу назвать лучшим в своей жизни. Тогда я понял, о чем мне непременно надо рассказать. А вот, как рассказать, сразу было не понятно. На поиски формы ушли следующие 10 лет.

Книга "Сады Ябоневни"

– Ваша книга – сложная мозаика из временных пазлов, при этом она удивительно цельная. Она лирична, реальна, со множеством деталей и подробностей, которые делают мир живым, пульсирующим, настоящим,  и в то же время космического масштаба. Как складывался этот текст?

Я не знаю. Но это было очень сложно и в то же время просто и удивительно.

«Сады Ябоневни» — сюрреалистичная интеллектуальная проза на границе жанров «любовная история» и «отчет о путешествии» — уводит читателя в пространство, где красота реального мира сплетается с жутковатыми чудесами бессознательного.

– Вы очень много путешествовали по Азии, были в Индии, Китае, Таиланде, Бирме, и Ваши личные переживания и опыт жизни в «экзотических» для российского человека странах нашли отражение в книге. Расскажите нам, пожалуйста, о Ваших путешествиях. Почему Вы решили поехать именно туда? Что Вы хотели там найти?

Меня интересовал буддизм ваджраяны и его корни, которые уходят в индуизм. Почему именно ваджраяна? Наверное, потому, что в ней есть много архаичных элементов, вроде элементов шаманизма и других ранних форм религии, а архаика меня всегда очень привлекала. Еще хотелось погреться и сменить обстановку. Вообще, Восточная Азия – это важное для меня место. Я там чувствую себя очень уютно. Особенно мне нравятся люди монголоидной внешности: когда их вижу, почему-то успокаиваюсь. Не знаю, почему.

Василий Лабецкий

– Ваш герой Даня путешествует не только по Азии и России, но и во времени и пространстве, даже спускается в преисподнюю за своей вечной возлюбленной, Ларой Ратчадемноен, и едет с волхвами на поиски божественного дитя. Конечно, Ваш текст скорее фантасмагорический, а не фантастический, и герой путешествует в дебрях своего сознания и в снах, а не летает по космосу силой мысли. Приходилось ли Вам, как и Вашему герою, спускаться в «подземное царство»? Плыть на утлой лодочке  с черным котом по стране призраков?

Приходилось работать с бессознательным. Я привык называть это “бессознательное”, хотя грань у терминов достаточно тонкая. Когда о бессознательном сказано, контуры как-то очерчены – значит, уже сознание. Мы привыкли все разумно объяснять, выстраивать логические связи, но в книге на первый план выходит другой мир, более древний, который управляет разумом по своему усмотрению (по крайней мере, пока остается неосознанным).

Лара Ратчадемноен пропала, и Даня Нараян отправился в путешествие на утлой лодочке по серо-свинцовым холодным волнам. Ему осталось немного до следующего берега — берега страны призраков. Обломанный, замерзший, борода до пояса, темные круги под глазами, ледяная слеза на обветренной щеке. На руках непонятно откуда взявшийся черный кот с острой мордой и крысиным хвостом; как только Даня начинает засыпать, кот грызет ему белые, окоченевшие, как у покойника, пальцы, потому что нельзя здесь спать — засыплет снежной крупой, или свинцовая волна слизнет с лодки… А Даня вспоминает черемуху на берегах горной реки. Когда-то весной она цвела, и вместо обычного в этих местах снега выпадал прекрасный снег из трепетных белых лепестков, и они падали на быстрый прозрачный поток, а глупые рыбки, серебряными боками блестящие на солнце, выпрыгивали из реки, думая, что это насекомые, и скрывались в воде, унося в губах белые воздушные лепестки, как бы соединяя воду и воздух километрами русла и бесконечным потоком, который и есть время.

Василий Лабецкий «Сады Ябоневни»

– Даня Нараян и Лара Ратчадемноен – главные герои книги. Эти имена такие напевные, что произносить их – одно удовольствие. Откуда эти экзотичные имена и что они означают?

Ратчадемноен – это название одной из улиц в Чиангмае. Ратча, видимо, от “раджа”, то есть царский, а демноен – это вроде как шествие или процессиия. Но я не совсем уверен – мне просто понравилось звучание. В Таиланде вообще очень необычные для нашего слуха названия и имена.

Нараян – это индийское слово, обозначающее “дающий прибежище” и композиция The Prodigy с альбома The Fat Of The Land.

– Хочешь, я пожарю тебе морского угря? – спрашивает Ратчадемноен и поднимает палочками кусочек морского угря.
Я киваю и смотрю на мерцающие угли, а потом на тоненькую, хрупкую китаянку с ярко накрашенными губами. Ратчадемноен перехватывает мой взгляд, улыбается. Я вижу восходящие террасы рисовых полей, скалы-столбы, Цзяо Жаня и Юй Вэнься.
Здесь, в азиатском безвременье, что может с нами произойти? Особенно на пустых освещенных автострадах, уходящих в глубь острова, где в темноте затихли джунгли, и ночной воздух пахнет океаном, на глади которого видны яхты с огоньками и плоты морских цыган с длинными ртутными лампами.
Ратчадемноен собирает свои волосы в хвост – черный, как крылья тех птиц, которые галдели утром под окном, – и я понимаю, что все это уже было. Прошлое сливается в моем сознании с настоящим, но будущее не наступает, потому что когда-то давным-давно, несколько сотен чашек крепкого утреннего кофе, множество вечерних монашеских служб, пару десятков воскресных ночных рынков и шумных боксерских матчей назад, Ратчадемноен лежала на темно-синих шелковых простынях, и пряди белого дыма вплетались в черные пряди ее волос.

Василий Лабецкий «Сады Ябоневни»

– Может быть, я ошибаюсь, и Вы можете меня поправить, но мне представляется, что Лара – это воплощение вечной женственности, «инь», женщина, которая, как древняя Лилит, существует с начала времен и будет существовать всегда. Она и возлюбленная, и испуганная девочка, не способная распроститься с призраками прошлого, и полупризрачная старуха, «постепенно впускающая в себя смерть», и мать, у которой «ребенок не в матке, а в сердце», и древняя богиня, пронзившая сердце Дани обсидиановым ножом, чтобы зачать врага человечества. Даня же – квинтэссенция мужского начала, «янь», это и мальчик, и муж, и воин, и призрак, и волхв, и обезьяний король, и Чингисхан, и странник, и и пр. Насколько реальны Лара и Даня? Существуют ли они, или существовали ли они на самом деле?

Я почему-то совсем упустил из памяти понятие архетип, в которое вписывается то, о чем Вы говорите. Мне проще было объяснять это понятием анимы – скрытой части мужской души, которая для мужчины отражается в партнере-женщине. И именно об этом миф про Орфея и Эвридику. Анима потеряна – парень места себе не находит и решает.. ну вы знаете. Но, вообще, это архетипы. Юнг на меня оказал большое влияние. К слову, про архетип первозданной женщины неплохо сказано у его последовательницы К. Эстес («Бегущая с волками»). А реальны персонажи или нет, существуют ли? Конечно, существуют. Они вот с Вами поговорили, и даже произвели впечатление.

Василий Лабецкий - Сады Ябоневни

– Ваши герои снова и снова переживают свою историю, встречаются в веках, расстаются,  проходят мимо друг друга. Эта история любви и страсти отражена во времени и пространстве, как в осколках зеркала. Насколько Вам самому близка восточная философия «вечного возвращения», нелинейности времени?

Со временем у меня сложные отношения, я не готов их обсуждать. Вечное возвращение – это скорее Джозеф Кэмпбелл. А восточная философия мне близка, да. Там мне нравится идея, что, если захочешь, можно не возвращаться. Есть куда свалить, когда устанешь от здешних игр. Но, с другой стороны, те, кто почти уже на выходе, могут и не уходить, а помогать другим. Тоже хорошая идея.

– Ваш герой отправляется в мистическое путешествие, в котором Лара  – путеводная нить, или звезда, которая, как когда-то указала путь волхвам, спасает своего возлюбленного от вечного  мрака. Описывается и момент, в котором Даня переживает просветвление. Насколько автобиографично это мистическое путешествие в дебри сознания,  и было ли просветление?

Автобиографично, да. Я бы не хотел говорить о просветлении, потому что чувствую себя обычным парнем, который с трудом достиг психологической зрелости в 32 года. Меня немного успокаивает то, что некоторые вообще ее не достигают, но, с другой стороны, я мог бы работать и попродуктивней.

– Когда я читала Вашу книгу,  мне вспоминались многие другие произведения. И Джойс, и Гомер, и почему-то Николай Гумилев… Мне казалось, что в ней причудливо сплетаются мотивы из Нового Завета и Махабхараты, из древних мифов и легенд,  современных сказаний и даже кинематографии. Понимаю, что сложно будет рассказать в одном интервью, но какие книги, стихи, фильмы, музыка Вас вдохновляют и как-то связаны с Вашим произведением?

Проза и стихи таких авторов, как Т. С. Элиот, Р. М. Рильке, А. Рюноскэ, О. А. Седакова, Е. А. Шварц, У. Берроуз, В. Вульф, К. Маккарти, Д. Коупленд, П. Боулз, У. Шекспир, Д. Джойс, Д. Толкиен, Д. Сэлинджер, У. Йейтс, А. Гинзберг, Н. С. Гумилев, А. Н. Вертинский, М. А. Волошин.

Источники я изучал вместе с М. Элиаде, К. Юнгом, Д. Кэмбеллом, С. Грофом, А. Маслоу, Э. Фромом – они мне помогли более-менее разобраться в таких текстах, как Бхагаватгита, Махабхарата, труды Патанджали, Бардо Тхёдол, Дхаммапада, Новый и Ветхий завет. Хотя, не только они, конечно.

Фильмы в основном о книгах (или по книгам): «Монгол» – С. В. Бодрова («Сокровенное сказание монголов»), «Часы» – С. Долдри («Часы Майкла Каннингема», «Миссис Дэллоуэй» Вирджинии Вульф), «Семь» – Д. Финчера (много всяких книг), «Вход в пустоту» – Г. Ноэ (Бардо Тхёдол), «Дорога» – Д. Хиллкоута («Дорога» Кормака Маккарти) и «Любовь» – Г. Ноэ.

Музыка… Я последнее время слушаю электронную музыку. Вряд ли это как-то связано с книгой.

– Сколько лет писалась книга?

Я всем говорю, что два года. Кажется, так. Но реально – гораздо дольше.

– Что для Вас «сады Ябоневни»? В каких городах они цветут?

Сады Ябоневни для меня – это несерьезное отношение к настолько серьезным вещам, что спятить можно. Цветут они в одном единственном городе и его нет на карте. Он где-то в вещих снах и галлюцинациях. Иногда, его образы накладывались поверх образов тех городов, где я бывал.

В Катманду проявлялись самые верхние и самые нижние ярусы. Это старый и мрачный город. Очень своенравный. В нем сливаются несколько древних городов, и где-то я мог спокойно находиться, а где-то сквозило жуткими историями, которые впитали камни, стены, изваяния. Спокойно я мог находится там, где огнепоклонники жгут свои священные костры, или буддисты школы ньингма трубят в свои огромные трубы.

Василий Лабецкий
Василий Лабецкий. Праздник Шиваратри (ночь рождения Шивы). Катманду, 2012

В Чиангмае проступили жилые кварталы – с атр-мастерскими, кампусами, белыми храмами, древними крепостными стенами. Помню, когда я впервые туда приехал, почувствовал себя очень спокойно, сразу же, на автовокзале. Я сидел в какой-то крошечной столовой и по-настоящему отдыхал. В чужом городе.

В Пекине и Бангкоке – деловые районы. Постоянное движение, черные стальные драконы, скоростные поезда. Суета, суета, суета. Бессонница. Напряжение. Легкий тремор от передозировки кофеином (Tremor on my heaven son tares above my kingdom come). В такой жизни есть своя красота, но только если жить так эпизодически.

В Новосибирске – сады. Огромные заснеженные сады, где гуляют лоси и медведи. Совы гнездятся в центральном парке. Летом поют соловьи, весной цветут яблони. Черемуха цветет к холодам. А южнее начинается Великая Степь.

Такой вот город.

– Собираетесь ли Вы писать еще одну книгу, и если да, то о чем она будет?

Нет. Очень вряд ли.

– Если по Вашей книге когда-нибудь будет сниматься фильм, то с каким режиссером Вы бы согласились работать?

Гаспар Ноэ

– И мой любимый вопрос. Если бы  Вам надо было убедить меня приехать в Ваш любимый город, что  бы Вы мне сказали?

Приезжай в Чиангмай.) Там исчезает время и небо всю зиму ясное. Там перекрывают главные улицы, чтобы провести парад цветов или поторговать маленькими самодельными чудесами. Там мужчины иногда ходят в юбках, а женщины вообще без них. Там вечером можно сидеть на развалинах древних крепостных стен и смотреть, как летучие мыши носятся над темной водой каналов. Там в долгие жаркие полудни видны радуги в брызгах оживших фонтанов, и стайки красно-белых рыб шныряют туда-сюда в прозрачных монастырских прудах, заросших лотосами. Там в прохладных парках обалдевшие от жары европейцы занимаются йогой, а прикормленные наглые голуби срут им прямо на головы. Там можно найти маленькие уютные рестораны с любой кухней мира, а кофе везде заваривают так, что он чернее и злее  ада. Там продают опиумные трубки и старый китайский фарфор в лавчонках, заваленных невиданными вещами. Там в двух шагах от университетских кампусов и буддийских храмов начинаются горы, водопады и леса. Там никто не стареет и не умирает. Тебе надо там побывать.

– Спасибо большое за ответы!

Спасибо за вопросы. Они очень классные.


Василий Лабецкий
В. Лабецкий. Октябрь 2016. Фотография Марии Бакр

Василий Лабецкий родился в январе 1984 в Новосибирске. Увлекался историей, археологией, поэзией, информационными технологиями, психологией и сравнительным религиоведением. Получил историческое и IT образование в НГУ Закончил аспирантуру и писал диссертацию о русских путешественниках в Восточной Азии. Бывал в Индии, Китае, Бирме, Таиланде. Больше года жил в культурной столице Таиланда – городе Чиангмае, около года на острове Пхукет, полгода в столице Непала – Катманду, несколько месяцев в южном индийском городке Тируваннамалаи и вообще в Индии. Вернулся в Сибирь и продолжил научную работу, которая переросла в тонкую художественную игру и со временем стала книгой “Сады Ябоневни”. Личный сайт: emrvls.ru/yabonevny.

Купить книгу “Сады Ябоневни” можно здесь (кликните на обложку, чтобы перейти на сайт)

Сады Ябоневни - Василий Лабецкий

Иллюстрации к книге Татьяны Уржунцевой.

Писатель, фотограф, блогер, неусидчивый читатель, оптимист. Автор книги "Время дождя. Парижские истории" (2017 г.) и арт-проекта "Города и люди". Изобретает вечность, заглядывает в души. Любит путешествовать, рассказывать истории и валять дурака.

Комментарии On Василий Лабецкий: «Красота в глазах смотрящего»

  • Интересная история про путешествия по Азии. С удовольствием прочитала бы книгу “Сады Ябоневни”. Где ее можно найти?

Оставьте здесь Ваш комментарий:

Не беспокойтесь, Ваш электронный адрес не будет опубликован!

Нижний колонтитул сайта